Сет улыбался.
Он слышал крики Осириса, слышал, как тот просил выпустить его, молил не делать того, что хотел сделать бог пустынь. Но сердце, очерствевшее от постоянных песчаных бурь и вселенской несправедливости, захлопнулось и боле не отвечало на просьбы брата.
Со всех сторон была лишь голая пустыня – суховей-ветер нёс по поверхности песков мелкую позёмку. Где-то на западе был виден огромный бархан, который с каждой минутой становился всё ближе и ближе. Нет, никакой жалости к обманщику и самолюбцу.

- Нет, - только и прошипел Сет, открывая окошечко саркофага, давая возможность брату сделать вдох. Он совсем не планировал смерть брата, вовсе нет. Он хотел сломить его волю, подчинить её и на обломках этого вернуться в Египет триумфатором. Сет очень давно ждал власть. И теперь пути назад нет.
- Я задумал много чего, брат, - ослоголовый зло усмехается, и в его устах нет ни капли улыбки – только злоба и затаённый гнев, - И уж поверь мне, мой прекрасноликий брат. Это не игра.

Осирис должен был напугаться. Сет чувствовал его страх, о да. Он ведь бог войны и страданий. Чужие страхи только питают его силу. Потому, продолжая безумно ухмыляться, Сет взмахом руки воздвиг перед саркофагом небольшой песчаный навес с отполированной кварцевой лавкой, на которую он тотчас уселся, чтобы скрыться от палящего солнца, впрочем, совсем не заботясь о том, чтобы помочь брату с этим.
- Я долго думал, - прерывая гневную речь, отрезал Сутех, - И понял, что просто пытки для твоего фараонского величества будет недостаточно.  Тебя нужно сломать. Нужно перемолоть твой разум и подчинить моей прихоти. После того, что я сделаю с тобой здесь, ты не будешь собой.
Губы бога войны искривились в очередной злой ухмылке, а сам он вновь поднялся на ноги, не в силах усидеть от переполняющего его возбуждения. Он почти на пороге. Он почти получил заслуженную власть. Он сделает всё, чтобы её получить.

- Видишь, ты бессилен здесь. В пустыне твоя животворящая сила – просто пшик. – Сутех злобно захохотал, и щелкнул пальцами. Цепи, сковывающие саркофаг, вдруг ожили и подобно змеям,  скользнули в открытое окошко, опутывая Осириса прочными захватами вокруг шеи, рук и ног. Затем, по очередному щелчку, дверца саркофага отворилась, являя этому миру прекрасную картину – Осирис, скованный по рукам и ногам золотыми цепями, в прекрасных белых одеждах.

Фараон.
От этой мысли Сета перекосило и, подчиняясь какому-то первобытному зову, взмахом руки он призвал песчаную руку, которая сорвала с брата эти прекрасные, но уже бесполезные тряпки.
- Помнишь наши игры в юности? – пользуясь тем, что Осирис не может шевелиться, скованный цепями, Сутех подошел поближе, заставляя брата оказаться с ним вровень, - Помнишь, как мы занимались любовью, как были близки и как любили друг друга?

Сутех почему-то снова нервно засмеялся. Он воплотит свой план в жизнь. Даже если придется смотреть на страдания того, кого бог пустынь любит больше жизни. Щелчок пальцев словно заставил цепь дрожать, и спустя несколько секунд из-за спины Осириса появилась ещё одна цепь, но уже заканчивающаяся огромным золотистым круглым набалдашником. Кажется, его прекрасный братец только сейчас начал осознавать, что происходит, но скованный божественными цепями и потерянный для своей силы, оказался не способен что-то сделать. Сферическое навершие уперлось в дырку брата, и под его аккомпанементы и выкрики боли, протолкнулось внутрь.

- Ну, ну, полно, брат. Я помню, что ты принимал и меня без единого стона боли. Что случилось? Давно не был в таком подчинённом состоянии? Ничего, я тебе напомню. Я тебя в нём оставлю. И ты будешь просить не останавливаться. И я, Сет Милосердный, позволю тебе сидеть у моих колен, и ловить по капле моего божественного нектара.
Рука ослоголового легла на живот Усира, ощущая, как под кожей вовсю двигается золотое навершие.