мои дорогие, мои хорошие
с началом весны!
— Никто не должен знать, что мы с тобой виделись, Адам. — имя, к которому он так и не привык режет слух, но Прометей не подает виду и понимающе кивает, удерживая плечом телефонную трубку. Да, именно так все и должно быть. Имя первого человека для последнего бога...читать дальше >>>>

just do it

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » just do it » основная игровая » burn the witch!


burn the witch!

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

BURN THE WITCH!
https://i.ibb.co/T1yYrwv/image.png

персефона & йормунганд священная римская империя, территория современной швейцарии конец пятнадцатого века


охота на ведьм — преследование людей, подозреваемых в колдовстве. уголовное преследование ведьм и колдунов известно с древности, но особого размаха достигло в западной европе конца XV — середины XVII веков. в католических странах дела о колдовстве иногда рассматривались церковным судом — инквизицией. распространены были также случаи самосуда над подозреваемыми в ведовстве. при следствии по делам о колдовстве нередко применялись пытки, а осуждённых зачастую приговаривали к смерти.

+1

2

С каждым годом становится все хуже и хуже. Персефоне становится все сложнее просто так подниматься на поверхность,
без помощи Аида или хотя бы его протекции. Сперва они даже не понимают, что происходит. В подземном царстве время весьма условно и его течение идет совсем по-другому. Но когда приходит пора подняться на поверхность, Деметра сухо сообщает о том, что их царствованию окончательно и бесповоротно пришел конец. Пусть, раньше об этом говорили, и то шепотом, чтобы не накликать беду, то сейчас все предрешено. Персефона слушает и не слышит. Ей не верится в то, что люди способны променять их, давших все величие и расцвет золотой эры, на каких-то других, новых богов.
— Что, и никаких жертвоприношений? — Деметра только как-то криво усмехается, но ничего не говорит. Впрочем, веры Персефоны и не нужно — с каждым выходом в верхний мир ей все сложнее заниматься тем, что она любит — пробуждать природу, помогать матери. В очередной из разов Деметра с каменным лицом говорит, что они решили бежать в Египет. Она, Ирида и кто-то еще. Затаиться в бархатном тепле, укрыться под защитой более мудрых и старых. Деметра говорит, что они уже когда-то пережили подобное, и может быть, проявят милость и решат им помочь. Но надо решать уже сейчас. И когда Персефона уже собирается согласиться — ее прельщает жаркий дух приключений, она внезапно вспоминает про Аида. И вытянувшееся лицо матери не сулит ничего хорошего. Аид не сможет присоединиться. Деметра отвечает так просто, но почему-то отводит взгляд. И Персефона понимает, что это лето может стать последним, которое они проводят вместе. Она остается, не ради себя, но все же. Это первый август, который она встречает в одиночестве со времен своего рождения, и это жутко непривычно.

Ударяют первые заморозки, и это ее даже радует. Значит, скоро произойдет встреча с мужем. Впрочем, вокруг неспокойно. Персефона понимает, что что-то не так каждый раз, когда встречается со смертными. На нее пялятся. Украдкой указывают пальцем. Перешептываются за спинами. Она все чаще запирается в собственном домике, пока одна из девушек посреди ночи не стучит к ней в окно. Перси знает ее, она помогала ей со сбором трав для больной матери. И вот, смертная, изрядно побелевшая, говорит что-то про ведьм, про богов. Понять что-то из этого несуразного бреда сложно. Но то, что за ней придут завтра — отпечатывается где-то в сознании ясно как день. Девушка быстро оглядывается и сбегает, пока Персефона пытается понять, что ей делать. Она не так сильна, чтобы сразу спуститься сейчас к мужу. Она не сможет защитить себя. А если она потеряет свое тело — придется слоняться снизу, пока не удастся подкопить сил для нового или Аид не создаст его для нее. При мысли о том, что в первое же время, когда она предоставлена сама себе — будет такой позор, ей становится дурно. Нет просто худшего способа доказать свою самостоятельность и возраст. Персефона буквально видит лицо Аида, когда он скажет о том, что она все еще ребенок и лучше вообще не вылезать из-под его крыла. Остается единственный вариант — бегство.

У нее есть немного форы, когда она выходит в предрассветный час. Ночной лес густой и темный, но ее темнота не пугает уже очень давно, поэтому она бежит, не разбирая дороги, стараясь не оставлять за собой следов. Приходится пересечь какую-то реку вплавь, и на ее удачу, Персефона натыкается на какой-то обветшалый дом, скрытый в деревьях, как раз рядом с водой. Промокшей ей ничего не остается, кроме как влезть в него. Она уверяет себя, что это ненадолго, но все равно разводит огонь, чтобы высушить вещи и согреться.

[icon]https://i.imgur.com/MQLHzTa.gif[/icon]

+1

3

Вылезть с Фарер было не лучшей идеей, но в момент, когда Йормунганд отчетливо это осознает, колесо крутится уже слишком быстро, и с континента уже не выбраться. Нет, разумеется, он не вызывает подозрений. Не вызывал бы, если бы не жил на отшибе и старательно не игнорировал все происходящее.
Потому что ему противно. Йорм чувствует омерзение от этих казней, пыток, обвинений и того, как отбивает молот приказ за приказом. Смерть за смертью. Тупые люди. Когда они верили в десяток богов, а не в одного единственного, все было куда проще, народ спокойнее и уважительнее. Когда они верили в десяток богов, боги говорили с ними и наставляли на праведный путь, а не кидались в них с книжкой со словами «там все написано». Йорм прочитал Библию и понял, что ничего не понял.

Он забирается еще в глубже в лес, потому что ему без разницы. Змею не нужны ни еда, ни вода, лишь спокойствие и уединение, возможность свернуться клубком и быть в полном покое. И не видеть каждый день кострище за кострищем. И да, эта жизнь ему нравится чуть больше.
И да, на Фарерах было бы куда лучше, но это колесо ломает и дробит кости, сносит поселения и выжигает все живое на своем пути. И единственное, что сейчас может сделать Йорм – сойти с его траектории. Пусть люди сами решают проблемы, которые они создали.
Йормунганду никогда не молились, не поклонялись, разве что только те, кто искренне почитали йотунов, но таких было (полтора землекопа) мало. Поэтому никакой ответственности за все идеи фикс, которые человечество выплевывает одну за другой, он не чувствует.

Этот день Йорму почти нравится. Он выползает из своего убежища в виде змея – ни к чему вызывать подозрения человеческим обликом и попадаться на глаза какой-нибудь полуживой травнице, которая роется в дерне жопой кверху в попытке достать корешки. В четырех стенах уже и правда утомительно. Йормунганд проводит целый день в лесу (по большей части он просто лежит и следит взглядом за олененком, прикидывая про себя, стоит ли убивать его ради поддержания боевого духа или все же нет), но оставляет его нетронутым, когда темнеет, уползая только тогда, когда олененок укладывается спать на подстилку из листьев.

Йормунганд чувствует, что он не один только тогда, когда побирается ближе к дому и готовится пролезать в щель у стены. Сперва он думает, что это его нерадивый брат-песик носится где-то в округе (что довольно странно, но Йормунганд даже не допускает мысли, что здесь может быть кто-то еще), поэтому не осторожничает. Да и вряд ли в полной темноте кто-то заметит стальной отблеск шкуры.
Он видит ее. Это от нее исходит странное божественное ощущение, а еще она ведет себя как ни в чем не бывало – сидит у разведенного огонька (о, ей очень повезло, что в округе никого нет, иначе из окошка кто-то бы обязательно заметил отсвет и заинтересовался), выглядит вполне спокойно и возится со своими вещами, пытаясь их просушить. От одежды веет илом.

Он выползает на свет и останавливается, внимательно смотрит и ждет, когда они столкнутся взглядом. Вряд ли у них сложится диалог прямо сейчас, когда он лежит гадюкой посреди пола. Но, возможно, это ее напугает, и она уйдет сама. И тогда ему не придется возвращаться в человеческую форму и выгонять ее. Все же гостей он не ждал.

+1

4

Это довольно-таки распространенный ход в повествовании истории — накал напряжения. Этакий катарсис, через который последует развязка. Нужно пройти испытание, чтобы доказать, что ты чист душой, достоин и прочее бла-бла. Персефона даже не задумывается о безопасности, когда разводит огонь. Не думает о том, что в мире людей нужно быть внимательнее и осторожнее, потому что все, чего боги привыкли бояться — домогательств со стороны других богов. Ну и безумия (привет, Гера). Никто их не умирал окончательно, пока не настал этот самый расцвет человеческой эры. И то, что приходилось прятаться, бояться и сбегать — стало дико и непонятно. Конечно, взять в толк то, что нужно было затаиться где-то под влажной корягой — ей попросту не пришло в голову. Персефону еще никогда не развоплощали, поэтому, хоть ей и несколько жутковато от перспективы этого — больше страшит осуждение Аида или его смех над тем, какая она несостоятельная. А снова быть ребенком ей не слишком-то хотелось, если говорить совсем начистоту.

Она чувствует что-то, но не понимает, что именно. Раньше она не пересекалась с другими богами в человеческом мире, кроме Деметры. Но из-за их сильной родственной связи (а может, чьего-то хабалистого поведения) узнавала маменьку еще издалека. Ну и Аида, но его было невозможно не узнать, потому что он тот еще выпендрежник. Поэтому, могла только предполагать, что означает эта внутренняя щекотка где-то между ребер. Когда где-то внутри сильное неясное ощущение чужого присутствия, но ты никак не можешь понять, с чем именно это связано. Персефона крутит головой по сторонам, но не видит никого. Ей думается, что это просто волнение от сегодняшних событий, но она никак не может убедить себя в этом. Что-то странное грядет, и Персефоне мучительно хочется, чтобы это был Аид, который пришел за ней, почувствовав что-то неладное. Она уже готова вернуться, а так, даже не потеряет своего, того самого "достоинства", ведь это он пришел за ней, а не она сбежала просить у него защиты.

Но это глупо, конечно. Она уже начинает ворчать себе что-то под нос, когда замечает краем глаза движение. Разворачивается слишком резко, сужая глаза в полумраке. Блики огня делают очертания домика изменчивыми, но Персефона все равно замечает чужое присутствие, когда понимает, куда ей надо смотреть. Повисает неловкая пауза, во время которой она со змеей (???) играет в переглядки. Она не боится змей, да и в принципе любых животных. Не потому, что кто спит с Аидом — в цирке не смеется. А потому что является покровительницей едва ли не всего живого. Но простые животные не вызывают такое ощущение. Она понимает, что именно ей это напоминает. Когда Цербер рядом — тоже происходит нечто подобное. Перси не видела раньше других подземных животных, которые подходили бы к ней так близко. Может, все же за ней кого-то послали? Ей кажется крайне глупым начинать диалог со змеей, но все же в Греции и не такое видали. Взять хотя бы Диониса с его особенной любовью к деревьям, поэтому она осторожно здоровается,
— Я чувствую, что не создание человеческого мира, поэтому было бы здорово, если бы не продолжал притворяться палкой, потому что я бы тоже хотела прилечь рядом, но у меня нет таких умений, если честно, — она оглядывается, и вдруг понимает, что это не посланник Аида. А это она вторглась в чужое жилище, — о, я подумала, тут заброшено. Я вообще-то ненадолго, мне пришлось на какое-то время остановиться здесь, чтобы меня не сожгли, — неловкий смешок не скрашивает ситуацию. Персефона чувствует себя по-идиотски и тянет протяжное "вооот".

[icon]https://i.imgur.com/MQLHzTa.gif[/icon]

+1

5

Йормунганд не то чтобы заинтересован, вернее, совсем нет. Его слабо волнуют причины, по которым божественная девчонка зажигает в его доме в немного провокационном виде и сушит свои наряды рядом с очагом. У Йорма есть дела и поважнее. Например, лежать.
В общем-то, жизнь у него замечательная, что называется: ни забот, ни хлопот. С людьми можно не пересекаться, только живи себе на небольшой полянке в гордом одиночестве да коротай деньки, греясь змеей на солнышке. Но нет. Эта дамочка действительно ничего не понимает.

— Очень интересно. — бесстрастно говорит Йормунганд и вся его интонации как бы намекает, что на самом деле нет. Йорму просто нужно что-то сказать. Выходит по-змеиному тягуче и шипяще. Ладно. Допустим. Змей безучастно смотрит на незнакомку и уползает в щель между досками так, словно не собирается возвращаться, скрываясь в ночной темноте, но уже меньше, чем через минуту заходит через дверь в своем человеческом обличии. Явно, что перед ним не просто заблудившаяся девица из деревни по ту сторону реки, от нее веет волшебством, каким веяло от мыслей об Асгарде.

— Здесь не очень уютно, согласен, но не заброшено. — Йормунганд продолжает хранить удушающее спокойствие, пусть и первое разумное желание — выпинать незнакомку за дверь. — За тобой охотятся?
Да, все эти сжигания ведьм и просто случайных обвиненных в злодеяниях девушек — это грустно, но это еще не значит, что Йорм хочет погружаться с головой во все эти душещипательные истории. Совсем нет. Пусть это и является причиной, по которой ему пришлось забраться как можно дальше от цивилизации.
А еще меньше всего хочется иметь дело с людьми, которых она может привести по своему следу. Нет, конечно, справиться с парой человек — это не такая сложная задача для хтонической твари, но пачкать руки нет желания совершенно. Особенно по вине какой-то девчонки.

— Я Йормунганд, сын Локи и Ангрбоды, рожденный в Железном лесу, убийца Тора и… хватит. — по лицу девушки становится понятно, что расшаркиваться в своих длинных титулах не имеет смысла: она просто не понимает, о ком идет речь. Совсем. В первые секунды Йорм смотрит озадаченно, а после недоверчиво щурится. Мысли о том, что существуют другие боги, помимо его обожаемой (нет) родни и Иисуса с его компанией, он сначала не допускает. — Я с северных земель. Норвегия, Швеция, Дания. Ты. Откуда ты? — звучит почти требовательно.
С каждым словом Йормунганд чувствует… что-то. Сперва то, как он буквально силой выдавливает из себя недовольство и враждебность, а после даже их не остается, и на место ленивому возмущению приходит подобие участия — чувства, которого он не испытывал много лет.
— Ты хейд? — серьезно спрашивает Йорм, небрежно прерывая девушку посредине рассказа. — То есть, ведьма. Так?

Описывать причины своих догадок Йормунганд не спешит. Быть может, будет полезно, если она еще пару минут подумает о том, что хозяин враждебен к той, что посмела внедриться в его гнездо, но если она действительно колдует, то должна понять это чувство без лишних объяснений. Это чувство, похожее на то, что он испытывал к Ангрбоде до того, как его вывели из Железного леса и привели в Асгард совсем ребенком.

+1

6

Разговаривающие змеи. Змеи, которые имеют возможность язвить. Кажется, сгореть на костре смертных не было такой уж плохой идеей. Персефона пялится вслед уползающей змее. Он вообще один тут или сейчас приведет своих друзей? Обычно же хладнокровные живут клубками. Перси моргает, когда дверь хлопает. Ситуация выходит донельзя абсурдной, и она чувствует себя снова маленьким ребенком, которого отчитывают. "Вообще-то здесь довольно пустынно" - хочется сказать ей, чтобы оспорить тот факт, что здесь в самом деле кто-то живет. Но вместо этого она поджимает губы, морща нос.
- Я бы сказала, что меня преследуют, - она вдруг вспоминает о накидке и трогает ее пальцами, скрывая свое замешательство от чужих глаз. Не хватало, чтобы ее еще осуждал незнакомый полубог или кто это вообще?

У нового знакомого сложное имя и Персефона повторяет его про себя, пытаясь выговорить все слоги. Одна ошибка и ты ошибся, вот и она ошибается, поэтому решает сокращать, чтобы не сломать язык во время разговора. Это разумно.

Она слышала что-то мимолетно о едином боге - том, по чьей вине они сейчас вынуждены прятаться от людей и жить так, будто бы они взяли у кого-то в долг. Хоть они и не встречались с этим "единым", почему-то возникает ощущение, что заочно его не слишком любят многие. Кроме него Персефона знает только о богах Египта - пришлось с ними повидаться во время изгнания. Не самые приятные парни, особенно, с учетом их пристрастия к обличью фурри. А еще ведут себя так, будто бы то, что они старше - делает их сильнее или лучше. На самом деле, то, что они старше - только показывает, от кого на полу полно песка. Йорм (или как его там?) не выглядит таким старым, и прежде чем она успевает озвучить свою догадку (казалось бы, все сходится, тоже животное обличье, тоже бог и все такое), говорит, что он с севера. И все ее мысли тут же рушатся. Надо же, оказывается, бессмертных гораздо больше, чем они когда-либо могли себе представить. Интересно, как на этот факт бы отреагировал Зевс, уверенный в том, что он такой единственный и неповторимый.

- Я не совсем уверена, что это можно так описать, - Персефона задумчиво жует губы. Чем она рискует, если скажет, кто такая? Особенно ничем. С другой стороны, она может обрести союзника. Хтонические твари отличались редкостной преданностью - так всегда говорил Аид. А таким богам как она - это на руку. И завести приятельство на стороне может быть выгодной стратегией. Персефона снова переводит взгляд на нового знакомого, строит сложное лицо, пытаясь нагнать на себя побольше загадочности и важности одновременно. А после кивает,
- Меня зовут Персефона. Я из Греции. С Олимпа. Богиня весны и королева подземного царства, - выходит даже несколько напыщеннее, чем планировалось. Но Деметра бы явно ей гордилась. Или в очередной раз попыталась бы напомнить о том, какой Аид - засранец, выкрал единственную кровиночку из дома, и как вообще посмел, сукамрас.

В глазах ее собеседника будто бы мелькает понимание, или Персефоне просто так кажется. Персефона жмет плечами,
- Так ты тоже бог? Наши тоже раньше умели принимать формы животных. Не все, но все же. Я думала, это фишка только у египтян.

+1

7

— Значит, охотятся. — подтверждает догадку Йорм. Собственная правота не приносит никакого чувства удовлетворения, но законы гостеприимства (да, он всерьез чтит все догмы Одина несмотря на некоторые разногласия) не позволяют выставить незнакомку за дверь. Не то чтобы сильно хотелось, просто Йормунганда едва ли можно назвать радушным хозяином. Она может остаться, если хочет, но это еще не значит, что с ней кто-то будет возиться.

Представление звучит пафосно и по-монарши. Если все греки похожи на Персефону, то у них есть все шансы лопнуть от важности. Сейчас Йормунганд даже немного скучает по привычке Одина бродить по Мидгарду в образе деда-оборванца. В этом было мало лоска, но весь север — это грязь вперемешку со льдом.
— Как моя сестра. — без особого участия в голосе говорит Йормунганд. — Наполовину.
Это кажется ему забавным, потому что он точно не знает, какую из половин своей сестры он имеет в виду. Но кое-что в ее словах Йорм находит интересным. Она из Греции. Йормунганд не силен в географии, но подозревает, что это юг. Куда южнее, чем место, где они сейчас находятся. Вот уж не повезло им обоим оказаться вне родных земель.
— Моя сестра тоже правит миром мертвых. Одним из. — если так подумать, то весь Асгард своего рода — это мир мертвых.

— Я не бог, я змей. — коротко поясняет Йормунганд и опускается на мягкую солому на полу. Стоять и рассказывать здесь о всех душещипательных моментах своей богатой биографии он не будет. Йорм хлопает ладонью рядом с собой в приглашающем жесте, приминая солому руками. Раз уж она здесь — пусть не щемится по углам. Тем более, чем в пищевой цепи Йормунганда отсутствуют молодые богини. Если только не в промежуточном этапе. — И родился змеем. Огромным змеем, который лежит на дне океана, обвивая Мидгард. — поясняет Йормунганд, но тут же поправляет себя, чтобы не вызывать еще больше вопросов. — Мидгард — это место, где мы находимся сейчас. Боги живут в Асгарде. Еще есть Хельхейм — мир мертвых, Ванахейм — мир ванов, миролюбивых колдунов, Муспельхейм и, в общем-то, хватит с тебя. Это все равно лишено смысла.
Это все равно лишено смысла, потому что есть только здесь и сейчас. Асгард пуст, все овощи здесь.

— То, что ты видела, — поясняет Йорм, — это просто удобная форма. Намного сподручнее быть небольшой юркой змеей, а не огромным мешком с чешуей. К тому же не вызывает вопросов. Египтяне? Кто это? — слово звучит очень косноязычно и незнакомо. Йормунганд предполагает, что если он с севере, Персефона с юга, то для египтян остается запад или восток. Наверное, так будет логично. — Я не знал, что в этом мире так много миров. — пожимает плечами Йорм.
Это все еще не имеет никакого смысла.

Дружелюбие, которое источает Йормунганд будто бы не по своей воле, вообще вызывает ле фу. Это не свойственно ни северянам, ни змеям, ни хтоническим тварям, которые должны сидеть в темном углу и шипеть на всех, кто проходит мимо. А лучше пробегает, чтобы лишний раз не быть ужаленным в ногу. Наверное, думает Йорм, это все надвигающаяся старость. Несколько тысяч лет жизни учат быть дружелюбным. Или нет. Просто это девчонка что-то наколдовывает себе. Но тогда он может съесть ее с чистой совестью. Будет невкусно, но спокойно.

+1


Вы здесь » just do it » основная игровая » burn the witch!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно