Его часовые пояса меняются так быстро, что голова в полном улете. Его пересылают из Англии до США по специализированной программе, говорят, нет, обещают, что всё будет шито-крыто, расписывают чуть ли не небо в алмазах и садят в самолет, помахав на прощание. На месте инструктируют, дают распоряжения, и Саймону кажется, что он в каком-то сюрреалистическом второсортном кинце. Потому как он едва свыкся с мыслью протирать штаны в штабах где-то под Вашингтоном, так его сразу же оттуда и дергают. Свыкался он, к слову, буквально пару часов. Как раз для того, чтобы потратить своё время на бесполезный инструктаж, который ему нахрен не нужен был там, куда его направили в этот раз.
Ебаная жара и душнина донимает уже в самолете, он со скрипящей душой думает о бизнес-классе, которым летал пару лет назад в отпуск с подругой, думает о самом отпуске и бокале прохладного вина в комплекс к обеду, что принесла ему тогда симпатичная стюардесса. Тут из симпатичного была только перспектива десантироваться с борта без парашюта. Бодрые ребята, которых забрасывали вместе с ним одной партией были уже знакомы до этого, они о чем-то оживленно болтали и обсуждали предстоящее. Новички.
На базе их встречает командующий. Парней отправляют к казармам, Саймона ведут мурыжить в штаб из-за какой-то ошибки в документах. Просто отрыв башки. Тот мужик, что его встретил, Пирстон, вроде как, показал ему, где можно обосноваться, пока решается вопрос с его бумагами, напоследок веля не слишком расслабляться, потому что дел то там на часок. Но что-то идет не так и по итогу вышло так, что на этой базе он торчал почти две недели, успев не то, чтобы расслабиться, а заебаться от нехватки работы по его профилю. Его не допускают к данным, едва ли не ставят над ним смотрящих, ему с этого факта почти что смешно. Опаснейший шпион. Французский, как его успели прозвать пацаны из-за оговорочки одного из начальствующих, что прочел его имя как Симон. Так и повелось.
Ренне даже удается побывать в душе, прежде, чем его принялись кидать дальше в беспросветную задницу мира. После помывки даже хотелось жить. Первые полчаса. А потом снова пыльная жаркая дорога под плотным тентом военного грузовика, отбитая напрочь на кочках жопа и пара зашуганных ребят по соседству. У Вселенной странное чувство юмора.
На этой базе, казалось, еще жарче и душнее. По пути их грузовик обогнал отряд бойцов, плетущихся вдоль дороги, накормив парней столпом пыли. А потом их с этим отрядом еще и начали знакомить. Главное своевременно. По мужикам слишком явно было заметно как они заебались, запеклись в полном обмундире как картошка в фольге. Их сейчас только распечатывай и кушай с маслицом. От этой мысли лицо у Ренне скорчилось в странной гримасе, захотелось засмеяться. Ему, похоже, тоже напекло. На то, как его представляют новым боевым товарищам, Саймон только отводит взгляд и усмехается, кивая солдату и приветливо протягивая руку, а потом снова фыркает на приветствие мужчины, неожиданно словив порцию смущения.
Как и ожидалось, шутки от Вселенной не закончились, и его определили соседом по койкам с тем самым смущающим типом. Мужик был неплох собой, тестостероном от него едва ли не веяло. Или тут так пахло ото всех? К слову Мёрфи, вроде так его звали, был весьма веселым типом, шутка про француза ему так зашла, что он аж на французском заговорил, так сильно, наверное, хотелось ему углубиться в этот прикол. Правда из сказанных им вещей Ренне понимал только “бонжур”, но приходилось подыгрывать, чтобы хоть как-то разрядить здешним ребятам обстановку. В отряде был настоящий француз Жак. Саймон между делом и обыденной болтовней за обедом выпытывал у него всякие французские словечки, но старался не напирать. Словарный запас медленно, но пополнялся, остальные пробелы в общении с Ормондом Ренне заполнял фразами типа “лё багет шер ше амур”. Тому, кстати, хватало.

Дома до отвратительного тихо. И холодно. В Лондоне который день льет как из ведра, выбираться из постели хочется только в крайней необходимости. К нему уже второй день пытаются попасть друзья, встретить со всеми почестями, найти очередной повод для шумной гулянки и попойки. Саймону ничего из этого не хочется, не хочется даже видеться с кем-либо, только валяться в непривычно мягкой и просторной кровати и жалеть себя. После госпиталя его сразу же отправили в Англию, почти что прямым рейсом. Даже разбираться особо не стали, комиссовали, а дальше уже его проблемы. Он не успел даже попрощаться. Ни с ребятами. Ни с Мёрфи. И это давило на него еще сильнее. Словно всё произошедшее только его вина.
Ему хватает упорства и связей, чтобы найти хоть одну зацепку. Адресами они не обменивались. Не обменивались и номерами, даже не подумав, что всё может закончиться настолько неожиданно. И погано. Его мучает совесть, грызет виной изнутри, наплетая в сознании о том, что он может всё исправить. Но от этого, словно снежный ком, накатывают и другие домыслы, загоняя Саймона в очередной приступ жалости к самому себе.
В самолете ему некомфортно, кажется, что на черепную коробку изнутри давит непонятная паника, снова хочется домой. Но эту мысль Ренне отметает так же быстро, почти так же быстро, как закидывается седативным перед тем, как устроиться в кресле следующего самолета по пересадке.
Это кажется ему тупой идеей только сейчас, когда он уже подъезжает на такси по полученному адресу. Он волнуется как школьница перед выпускным, его то ли укачивает, то ли тошнит от волнения, правую ногу потряхивает словно от тика. Поворачивать поздно в любом случае. Ренне поднимается к крыльцу, чувствуя, как предательски подкашиваются ватные ноги, пялится в дверь как дурак, напряженно сглатывая дурной комок в горле. А если его нет дома?
Но он всё равно звонит.[nick]simon renne[/nick][status]hell[/status][icon]https://funkyimg.com/i/2Zzxd.gif[/icon]